Марсель Кинсбурн

Чтобы обзавестись хорошей идеей, не обязательно быть человеком. Достаточно быть рыбой.

На микронезийских мелководьях водится крупная рыба, питающаяся мелкими рыбешками. Эти рыбешки таятся в норах, которыми изрыт донный ил, но время от времени стайками выплывают наружу в поисках пищи. Большая рыба начинает глотать мелких одну за другой, но они тут же прячутся обратно в норы, а ведь трапеза большой рыбы только-только началась. Что же ей делать?

Я много лет подряд ставлю эту проблему перед моими студентами. Помню лишь одного студента, который выдвинул Хорошую Идею для большой рыбы. Конечно, он сделал это всего после нескольких минут раздумья, а не после миллионов лет эволюции, но у нас ведь не соревнования на скорость, правда?

Вот он, изящный трюк. Как только появляется стайка рыбешек, большая рыба не должна кидаться их глотать – ей следует опуститься пониже, чтобы ее брюхо касалось ила и блокировало спасительные для рыбешек норки. И тогда уж она сможет спокойно и не спеша пообедать.

Чем нас учит этот пример? Чтобы прийти к хорошей идее, имеет смысл отказаться от плохой. Фокус в том, чтобы отринуть самоочевидные, легкие с виду, но неэффективные подходы, тем самым открыв свой ум для решения получше. В рыбьей древности это решение пришло к нашей крупной рыбе благодаря каким-нибудь механизмам мутации и естественного отбора. Вместо того чтобы мыкаться с очевидным: норовить жрать побыстрее, откусывать более крупные куски и т. п., – просто отбросьте план А, и у вас в голове всплывет план Б. Совет для людей: если второе решение тоже не срабатывает, заблокируйте и его – и подождите. В вашем сознании замаячит третье. Далее процесс можно повторять, пока неразрешимое не разрешится, пусть даже самые интуитивно-очевидные варианты придется отвергать в процессе такого перебора.

Для дилетанта Хорошая Идея кажется чем-то волшебным, своего рода мгновенным интеллектуальным озарением. Однако более вероятно, что такая идея – результат последовательных приближений, как описано выше: при этом у вас достаточно опыта, чтобы отвергать соблазнительные, но заводящие в тупик пути. Так из обычного шаг за шагом вырастает необычное.

В эволюции не только человека, но и других видов появление хорошей идеи – далеко не редкая вещь. Многим видам, если не большинству, время от времени требуется какая-то идея или хитроумный трюк, чтобы вид смог продолжить свое существование. Когда лучшие умы в течение десятилетий или даже столетий неустанных попыток не могут разрешить какую-нибудь «классическую» проблему, они, вероятно, находятся в плену устоявшихся представлений, которые в данной культуре представляются столь очевидными, что никому даже не приходит в голову подвергнуть их сомнению – или же они принимают их как данность, практически не замечая. Но культурный контекст меняется, и то, что вчера казалось совершенно очевидным, сегодня или завтра представляется как минимум сомнительным. Рано или поздно кто-нибудь (возможно, не более одаренный, чем его предшественники, но не скованный рамками какого-нибудь «основополагающего», но неверного допущения) сумеет с относительной легкостью натолкнуться на решение.

Впрочем, есть альтернатива – если вы рыба, просто подождите миллион-другой лет и поглядите, не всплывет ли какая-нибудь ценная идея.

Детский вопрос

Николас Кристакис

Врач-терапевт, социолог (Гарвардский университет); соавтор книги Connected: The Surprising Power of Our Social Networks and How They Shape Our Lives («Связанные. Об удивительной мощи наших социальных сетей и о том, как они формируют нашу жизнь »)

Мое любимое объяснение – то, которое я пытался найти еще в детстве. Почему небо голубое? Этот вопрос задает всякий малыш, но к нему обращалось и большинство великих ученых со времен Аристотеля, в том числе Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Иоганн Кеплер, Рене Декарт, Леонард Эйлер и даже Альберт Эйнштейн.

Едва ли не больше всего (если не считать безыскусной простоты самого вопроса) мне в этом объяснении нравится то, сколько веков человеческих усилий потребовалось на получение приемлемого ответа и сколько отраслей науки пришлось для этого привлечь.

В отличие от других повседневных явлений вроде восхода и захода Солнца, цвет неба не вдохновил людей (даже древних греков или древних китайцев) на создание большого количества мифов, однако с давних пор все-таки имелось некоторое количество ненаучных объяснений окраски небосвода. Лазурность неба не скоро попала в категорию научных проблем, но когда это произошло, она, прямо скажем, надолго привлекла внимание ученых. Почему атмо сфера окрашена, хотя воздух, которым мы дышим, бесцветен?

Насколько нам известно, первым такой вопрос задал Аристотель. Его ответ, содержащийся в трактате «О цветах», гласит: ближайшие к нам слои воздуха бесцветны, а воздух в глубинах неба голубой, точно так же, как тонкий слой воды бесцветен, а в глубоком колодце вода кажется черной. Эту идею повторяет уже в XIII веке Роджер Бэкон. Позже Кеплер также выдвинул сходное объяснение, утверждая, что воздух лишь выглядит бесцветным, поскольку насыщенность его окраски в тонком слое мала. Однако никто из них не предложил объяснения голубизны атмосферы.

В своей рабочей тетради, позже названной «Лестерским кодексом», Леонардо да Винчи в начале XVI века писал: «Полагаю, голубизна, которую мы видим в атмосфере, являет собой не собственный ее цвет, а вызвана нагревом жидкости, при испарении порождающей самые крошечные и неразличимые глазом частицы, привлекаемые лучами солнца. Эти частицы кажутся сияющими на фоне глубокой тьмы той области огня, что образует покров, лежащий над ними». Увы, и великий Леонардо не дает ответа, почему эти частицы непременно должны быть голубыми.

Ньютон тоже внес свой вклад в решение проблемы, задавшись вопросом, почему небо голубое, и продемонстрировав в ходе экспериментов с рефракцией, совершивших настоящий переворот в науке, что белый свет можно разложить на составляющие его цвета.

После Ньютона к поискам ответа подключились многие ныне забытые и многие до сих пор памятные нам ученые. Что могло бы в результате рефракции порождать эффект, при котором мы наблюдаем такой избыток синего? В 1760 году математик Леонард Эйлер предположил, что волновая теория света, возможно, позволит объяснить, почему небо голубое. Девятнадцатое столетие характеризуется целым вихрем всевозможных экспериментов и научных наблюдений, от экспедиций на вершины гор для изучения неба до изощреннейших попыток воссоздать его голубизну в особой бутылке, как описано в замечательной книге Питера Пешича, которая так и называется – «Небо в бутылке». Проводились бесчисленные тщательные наблюдения небесной голубизны в различных местах, на различных высотах, в различное время, в том числе при помощи специальных приборов – цианометров. Первый цианометр создал Орас Бенедикт де Соссюр в 1789 году. У его прибора имелось 53 расположенных по кругу секции, чья окраска соответствовала разным градациям синевы. Соссюр предполагал, что причиной небесной голубизны должна служить некая взвесь, присутствующая в воздухе.

Долгое время многие другие ученые тоже подозревали, что некая примесь в воздухе «модифицирует» свет, заставляя его казаться голубым. В конце концов поняли, что это делает сам воздух – находящиеся в газообразном состоянии молекулы воздуха играют основную роль в его окраске. Цвет неба имеет глубинную связь и с атомной теорией, и даже с числом Авогадро. А это, в свою очередь, привлекло внимание Эйнштейна, который уделял внимание данной проблеме в период с 1905 по 1910 год.

Итак, небо имеет голубую окраску, поскольку падающие лучи света взаимодействуют с молекулами воздуха, находящимися в газообразном состоянии, таким образом, что больше света в голубой части спектра рассеивается, достигая поверхности планеты и наших с вами глаз. Собственно, все частоты падающего света могут рассеиваться таким образом, но голубой цвет (обладающий сравнительно высокой частотой и сравнительно малой длиной волны) рассеивается сильнее, чем оттенки более низких частот, в ходе процесса, известного как рэлеевское рассеяние и описанного в 1870‑е годы. Джон Уильям Стратт (лорд Рэлей), в 1904 году получивший Нобелевскую премию по физике за открытие аргона, показал: когда длина волны света – того же порядка, что и размер молекул газа, интенсивность рассеивающегося света изменяется обратно пропорционально четвертой степени его длины волны. Лучи с меньшей длиной волны (скажем, голубые, синие и фиолетовые) рассеиваются сильнее, чем лучи с большей длиной волны. Все молекулы воздуха словно бы предпочитают светиться голубым, что мы и наблюдаем повсюду.

Но тогда небо должно бы казаться фиолетовым, ведь фиолетовый свет рассеивается еще сильнее, чем голубой. Однако небо не кажется фиолетовым: тут вступает в дело последняя – биологическая – часть загадки. Как выясняется, наши глаза устроены так, что они более чувствительны к голубому свету, нежели к фиолетовому.

Объяснение того, почему небо голубое, потребовало участия целого ряда естественных наук, рассмотрения множества факторов: здесь и цвета оптического спектра, и волновая природа света, и угол, под которым солнечные лучи попадают в атмосферу, и математика рассеяния света, и размер молекул кислорода и азота, и даже особенности восприятия света человеческим глазом. Вот сколько серьезной науки понадобилось для ответа на один-единственный вопрос, который может задать любой ребенок.

В книге откуда берутся хорошие идеи рассмотрены 7 принципов, которыми отличаются среды, «питательные» для инноваций. Эти принципы характерны для открытых сред, в которых умы могут свободно сталкиваться и объединяться.

Стивен Джонсон — Об Авторе

Стивен Джонсон — американский писатель и специалист в области медиа, автор научно-популярных бестселлеров «Призрачная карта», » Изобретение воздуха» и «Все плохое хорошо для вас». Стивен регулярно пишет эссе и колонки журнала Wired и газеты The Wall Street Journal, а также ведет несколько собственных интернет-проектов.

Откуда берутся хорошие идеи — Обзор книги

Идея - это не только великое открытие в науке или какой-то технологический прорыв. Блестящая идея - это новое и точно попадающее решение любой актуальной задачи за счет использования имеющихся ресурсов. Идея - это решение актуальной задачи доступными средствами.

Принцип 1. Смежные возможности

Мегаполисы и интернет - примеры сред, которые крайне благоприятны для рождения инновационных идей

Мегаполисы богаты смежными возможностями, как минимум поэтому, несмотря на присущие большим городам стрессы, шум и суету, среда эта очень благоприятна для инноваций. Динамика мегаполиса стремительно создает новые задачи, но и она же подсказывает новые решения.

Интернет - пример среды, в которой принцип смежных возможностей работает с невероятной скоростью. Как только создается какая-то полезная технология, то в комбинации с другими она сразу же используется для развития чего-то нового.
Мозг содержит более 100 миллиардов нейронов (нервных клеток). Нейроны образуют друг с другом многочисленные связи путем передачи электрических импульсов. Группы связанных между собой нервных клеток называются нейронными сетями.

Принцип 2. Перемешивающая среда

Человеческая идея, мысль на физиологическом уровне - это синхронный разряд тысячи нервных клеток головного мозга. Чтобы производить новые идеи, должны использоваться смежные возможности, а для этого необходимо, чтобы при разряде в нейронных сетях были задействованы новые связи.

Метод длинного зума применяется в исследованиях, когда для выявления концепций на проблему надо посмотреть шире, чем возможно при глубоком детальном подходе.

Среда, благоприятная для работы нейронных сетей головного мозга, - это сеть, где идеи постоянно взаимодействуют друг с другом.

Принцип 3. Медленно зреющие догадки

Для инноваций одинаково нужны сама возможность создавать новые связи и перемешивающая среда, способствующая случайным столкновениям.

Инновационная сеть - это глобальный разум, где отдельная мысль каждого человека объединяется с другими

Догадка - это зыбкая и уязвимая субстанция. Встречаясь с преградами, она часто рассыпается, так и не превращаясь во что-то значимое. Как помочь догадкам выжить?

1. Записывать.
Работа с выписками - это процесс нахождения баланса между порядком записей и хаосом мыслей. Это диалог с самим собой, с разным собой. Однако эти записи не следует строго упорядочивать, так как идея требует пространства, чтобы обеспечить достаточную степень непредсказуемости для работы мысли.

2. Организовать пространство.
Одних выписок недостаточно. Если ваши прямые обязанности связаны с одним, а идея совсем о другом, то в рабочей суете нелегко сохранить много лет созревающую догадку. Но кому-то везет, и время подумать о своей идее у них бывает.
Как помочь догадкам выжить: записывать и организовывать благоприятное пространство

Принцип 4. Случайные связи

Случайные связи, смежные возможности - это дополнения, подсказки для не распыленной, цельной мысли

Чтобы помочь нейронным сетям головного мозга формировать случайные связи нужно хотя бы иногда переставать контролировать мыслительный процесс: гулять, читать книги, выписывать цитаты и делать собственные записи.

Необходимо отпускать мысли; хотя бы иногда переставать контролировать мыслительный процесс; разгружать разум от ежедневных задач, позволяя ему тем самым изучать и попробовать что-то новенькое в лабиринтах ваших мыслей

Принцип 5. Ошибки

Эволюция в нашем мире - это череда ошибок. Изменения - это мутации, а мутации - это случайные ошибки. Современная наука подтверждает, что многообразие видов на планете обусловлено случайными мутациями с последующим закреплением полезных изменений. Конечно, слишком значительные мутации могут оказаться смертельными. Некоторые ученые полагают, что природа ищет некий баланс между точным копированием и чрезмерным количеством ошибок. Мы уже упоминали тот факт, что уровень мутаций напрямую связан с уровнем стресса среды. Враждебная внешняя среда требует инноваций. Креатив требует места для творческих ошибок.

Также ошибки стимулируют креативное мышление.

Принцип 6. Новое применение

Этот принцип заключается в использовании чего-либо не по прямому назначению, не так, как изначально задумывалось, то есть про экзаптацию. Всемирная паутина - огромное поле для использования возможностей экзаптации.

Текучие среды способствуют экзаптации, то есть принципу, когда идеи находят новое применение (часто на уровне метафоры) в других дисциплинах.

Экзаптационным идеям способствуют слабые связи, которые позволяют обмениваться мыслями и догадками из разных областей знаний. Экзаптационным идеям способствует работа в режиме многозадачности, когда исследователь параллельно работает над разными темами (фокусируясь на одной) и меняет рабочие инструменты.

Принцип 7. Платформы

Что общего в эмерджентных платформах, построенных природой и человеком?
1. Стековая структура - последний вошел, первый вышел (англ. last in - first out, LIFO). Этот принцип означает, что вы можете воспользоваться тем, что уже было придумано до вас, не надо изобретать велосипеды. Прежде чем понять структуру ДНК, сначала должна была появиться менделевская и популяционная генетика; понимание ДНК позволило развиться молекулярной генетике; в наши дни набирает обороты эволюционная психология. Зачастую для нового открытия должна быть готова почва, почва в виде уже сделанных открытий в ряде других областей.
2. Открытость платформ.
Обратим внимание, как стремительно развивается сервис коротких сообщений Twitter. Сам сервис мало изменился с момента создания, однако количество приложений программы постоянно растет. Это стало возможным благодаря тому, что Дорси, Уильямс и Стоун создали Twitter как открытую систему на базе API (Application Program Interface, API). Такой подход позволяет любому желающему написать приложение на и для платформы Twitter.
3. Платформы любят мусор.
Эмерджентные платформы любят мусор, иначе говоря, ресурсы, которые уже доступны. Самый значимый ресурс в городе - недвижимость. Дорогая, новая недвижимость - непозволительная роскошь для рискованных начинаний. Заброшенные старые пространства издавна привлекали творческих людей. Хорошо известны примеры зарождения в гаражах таких гигантов, как Hewlett-Packard, Apple и Google.

«Когда б вы знали, из какого сора…» - это можно сказать не только о стихах. Великие изобретения, творческие замыслы и просто хорошие идеи подчас приходят к нам удивительными путями. Книга известного американского популяризатора науки Стивена Джонсона «Откуда берутся хорошие идеи» рассказывает о том, как рождаются, выживают и развиваются инновации, меняющие наш мир. Этой зимой она выйдет в издательстве «АСТ».

Рукастый умелец Эволюция

Водин прекрасный день в конце 1870-х годов парижский акушер Стефан Тарнье взял отгул в больнице «Матерните-де-Пари» - родильном доме для бедных, где он работал, - и отправился в зоопарк в Булонском лесу. Прогуливаясь между вольеров со слонами и рептилиями, среди садов с экзотическими растениями, Тарнье наткнулся на выставку инкубаторов. Вид цыплят, робко копошившихся в теплом инкубаторе, натолкнул акушера на некоторые размышления, и вскоре он с помощью директрисы зоопарка Одиль Мартен сконструировал для больницы кувез (фр. couveuse - «наседка») - нечто вроде инкубатора, но не для цыплят, а для новорожденных младенцев.
По современным стандартам, младенческая смертность в конце XIX века была очень высока даже в таком городе, как Париж. Каждый пятый ребенок умирал до того, как успевал научиться ползать, а что касается преждевременно родившихся детей, то у них шансов было совсем мало. Тарнье знал, что для выживания младенцев критически важно поддерживать нужную температуру, и он также знал, что французская медицина просто одержима статистикой. Когда в роддоме поставили кувез, где малышей обогревали с помощью расположенных под ним бутылок с теплой водой, Тарнье провел небольшое исследование, оценив выживаемость 500 детей. Результаты потрясли парижских медиков: обычно у детей с низким весом при рождении смертность составляла 66 %, но если их помещали в инкубатор Тарнье, смертность сокращалась до 38 %. То есть смертность недоношенных детей можно было сократить практически вдвое, просто обращаясь с ними как с цыплятами в зоопарке.
Инкубатор Тарнье не был первым приспособлением для выхаживания новорожденных, и аппарат, который он создал совместносМартен, впоследующиедесятилетия был значительно усовершенствован. Однако статистический анализ Тарнье дал необходимый толчок развитию новой технологии: уже через несколько лет парижский муниципалитет требовал, чтобы подобные инкубаторы были установлены во всех роддомах. В 1896 году предприимчивый врач Александр Лион продемонстрировал на Берлинской промышленной выставке «Детский инкубаторий» (Kinderbrutenstalt) - кувез с живыми младенцами. Экспонат пользовался необыкновенным успехом, и в результате образовалась довольно странная традиция устраивать подобные демонстрации кувезов. Это продолжалось и в XX веке (в парке развлечений на острове Кони-Айленд в Нью-Йорке такая выставка функционировала до начала 1940-х).
После Второй мировой войны современные кувезы, снабженные подачей кислорода и другими приспособлениями, стали стандартом во всех американских больницах. Благодаря этому младенческая смертность за период с 1950 до 1998 года сократилась на 75 %. А поскольку инкубаторы помогают выжить в самом начале жизни, их преимущества для общественного здравоохранения (с точки зрения увеличения продолжительности жизни) перевешивают любые другие медицинские нововведения XX века. Лучевая терапия и двойное шунтирование могут добавить больному еще 10-20 лет жизни, но кувез дарит человеку всю жизнь.
Однако в развивающихся странах младенческая смертность по-прежнему остается высокой. Пусть в Европе и США она составляет менее десяти смертей на тысячу рождений, но в таких странах, как Ливия или Эфиопия, умирает более ста новорожденных из тысячи. В основном это недоношенные дети, которые могли бы выжить при наличии кувеза. Но современные кувезы сложны в устройстве и дороги. Стандартный инкубатор в американской больнице может стоить больше 40 000 долларов. Причем дороговизна - не главная проблема. Сложное оборудование часто ломается, и для его ремонта требуются специалисты и запчасти. В течение года после катастрофического цунами в Индийском океане (26 декабря 2004 года) в сильно пострадавший индонезийский город Меулабох в рамках международной помощи доставили восемь кувезов. Но когда в конце 2008 года профессор Массачусетского технологического института Тимоти Престеро посетил городские больницы, оказалось, что все восемь кувезов вышли из строя из-за скачков напряжения и тропической влажности и никто из персонала больниц не мог прочесть руководство, написанное по-английски. Меулабохские инкубаторы представляют собой репрезентативную выборку: некоторые исследования показывают, что 95 % медицинских приборов, поставляемых в развивающиеся страны, выходят из строя в течение первых пяти лет эксплуатации.
Престеро очень интересовали эти сломанные инкубаторы, потому что некоммерческая организация «Дизайн имеет значение», которую он основал, в течение нескольких лет работала над созданием более надежного и дешевого кувеза. При этом Престеро понимал, что в развивающемся мире со сложной медицинской техникой обращаются не так, как в больницах Америки и Европы. Нужно было не просто сделать работающий аппарат; необходимо было также предусмотреть, чтобы неумелая эксплуатация не могла безнадежно вывести прибор из строя. Невозможно было гарантировать наличия ни запчастей, ни и обученных ремонтных мастеров. Поэтому Престеро с сотрудниками решили соорудить кувез из чего-то, чего много даже в развивающемся мире. Идею подал бостонский врач Джонатан Роузен, который обратил внимание на то, что даже в небольших городках в развивающихся странах люди умеют поддерживать автомобили в рабочем состоянии. В этих местах нет ни кондиционеров, ни ноутбуков, ни кабельного телевидения, но по дорогам все равно ездят «тойоты». И Роузен предложил Престеро сделать кувез из автомобильных запчастей.
Три года спустя группа Престеро построила опытный образец инкубатора, который назывался «Нео-нёрчер» (NeoNurture). Снаружи он был весьма элегантен и выглядел не хуже любого современного кувеза, но внутри состоял из автомобильных деталей. Оптические элементы фар давали тепло; вентиляторы приборной доски обеспечивали циркуляцию фильтрованного воздуха, а звуковой сигнал использовался в качестве сигнала тревоги. Прибор можно было запитать через прикуриватель или от обычного аккумулятора для мотоцикла. Создание прибора из автомобильных частей было выгодно вдвойне, потому что можно было использовать местные автомобильные запчасти и местных автослесарей. И то и другое, как подметил Роузен, в развивающихся странах имеется в изобилии. Чтобы отремонтировать NeoNurture, не нужно быть обученным медицинским техником, не нужно даже читать руководство. Достаточно уметь заменить лампочку в фаре.
NeoNurture - наглядный пример хорошей идеи. Такие идеи всегда ограничены имеющимися материалами и навыками. У всех нас есть естественная склонность идеализировать революционные инновации. Мы представляем себе, как гениальные идеи преодолевают границы, как гениальный ум прозревает даль выше осколков старых идей и окостеневших традиций. Но на самом деле хорошие идеи опираются на использование подручных материалов, они создаются из этих самых осколков. Мы берем идеи, унаследованные от старших поколений, или те, которые пришли в голову нам самим, и комбинируем их в какую-то новую форму. Нам приятно представлять себе хорошую идею в виде новехонького, прямо с конвейера, инкубатора за 40 000 долларов, но на самом деле великие изобретения чаще собраны из валяющихся в гараже запчастей.
Биолог-эволюционист Стивен Джей Гулд (1941-2002) собрал коллекцию обуви, которую покупал во время путешествий по развивающимся странам на базарах в Кито, Найроби и Дели. Это были сандалии, изготовленные из старых автомобильных покрышек. Хотя их нельзя назвать особо элегантными, Гулд считал их ярким проявлением человеческого гения и видел в них отражение закономерностей биологического прогресса. Природные инновации тоже опираются на использование запчастей. Эволюция использует доступные ресурсы, составляя из них новые комбинации для новых целей. Молекулярный биолог Франсуа Жакоб имел в виду именно это, когда утверждал, что эволюция - это скорее «рукастый умелец», чем «профессиональный инженер». Наши тела тоже работают на подручном материале - из старых частей создается что-то радикально новое. Гулд писал: «Принцип “из-покрышек-в-сандалии” работает на всех уровнях и во все времена, делая возможным появление в любой момент невероятных и непредсказуемых инноваций. Благодаря этому природа не менее изобретательна, чем неизвестный находчивый гений, впервые оценивший потенциал какой-то свалки в Найроби».
Этот принцип в действии можно наблюдать и при зарождении жизни как таковой. Мы еще не знаем всех тонкостей этого процесса. Некоторые полагают, что жизнь зародилась в кипящем жерле подводного вулкана, другие думают, что она появилась в открытом море, третьи, вслед за Дарвином, особую роль отводят приливным зонам. Многие уважаемые ученые считают, что жизнь могла прийти из космоса с метеоритами. Однако благодаря пребиотической химии у нас есть довольно четкое представление о составе земной атмосферы до появления жизни. В те времена на Земле доминировала горстка молекул: аммиак, метан, вода, углекислый газ, несколько аминокислот и другие простые органические соединения. Каждая из этих молекул могла вступить в реакции с другими.
Представьте себе эти первичные молекулы и все возможные комбинации, которые они могут спонтанно образовывать, просто сталкиваясь друг с другом (или используя дополнительную энергию - например, полученную от удара молнии). Если «поиграть в бога» и запустить все эти реакции, у нас получится большинство строительных блоков жизни: аминокислоты, образующие клетки и сахара, необходимые для нуклеотидов, из которых состоит ДНК. Но вы не сможете запустить реакцию, которая привела бы к появлению комара, подсолнечника или человеческого мозга. Формальдегид появляется в результате первичных реакций: его можно получить прямо из молекул «первичного бульона». Атомы, из которых состоит цветок подсолнуха, ничем не отличаются от тех, которые имелись на Земле задолго до появления жизни, но невозможно создать цветок непосредственно из них, потому что для возникновения подсолнуха необходима серия последовательных инноваций, которая заняла миллиарды лет. Необходимы хлоропласты, способные улавливать и перерабатывать солнечную энергию; сосудистые ткани для циркуляции питательных веществ; молекулы ДНК для передачи инструкций следующим поколениям.
Биолог Стюарт Кауффман предложил называть набор всех первичных комбинаций «смежными возможностями». Это определение отражает и ограничения, и креативный потенциал изменений и инноваций. В случае пребиотической химии смежные возможности - это все молекулярные реакции, возможные непосредственно в первичном бульоне. Подсолнечник, комар и мозг выходят за рамки этих возможностей. Смежные возможности - это неясное будущее, которое начинается сразу за границей статус-кво, положения дел в настоящий момент; это все возможные пути, по которым может двинуться настоящее.
Однако это не бесконечное пространство, не бескрайнее игровое поле. Количество возможных первичных реакций огромно, но все же конечно, и среди них отсутствует большая часть форм, населяющих нынешнюю биосферу. Концепция смежных возможностей говорит, что в любой момент времени мир способен на определенные изменения, но реально происходят лишь некоторые из них.
Странная и красивая особенность этой концепции состоит в том, что границы смежных возможностей расширяются по мере их использования. Каждая новая комбинация открывает новые возможные комбинации. Представьте себе дом, который с каждой открытой дверью чудесным образом увеличивается. Вы находитесь в комнате с четырьмя дверями, каждая из которых ведет в новую комнату, в которой вы еще не были. Эти четыре комнаты - смежные возможности. Но как только вы откроете дверь и войдете в одну из этих комнат, перед вами появятся три новые двери, каждая из которых ведет в новую комнату, в которую вы не могли бы попасть непосредственно из первой. Продолжайте открывать новые двери, и в конце концов вы построите дворец.

Есть несколько авторов, которых я рекомендую руководителям (и я советую прочитать все, что они написали): Джим Коллинз, Малкольм Гладуэлл, Патрик Ленсионни и Стивен Берлин Джонсон. Последнего из этих авторов с большой вероятностью можно назвать наименее известным из них. На работы Джонсона меня навел один из самых начитанных моих наставников, Рид Фас, отчитав меня за то, что я не прочел его книгу «Возникновение: взаимосвязь жизни муравьев, умов, городов и программного обеспечения».

Вкратце, эта «теория возникновения» описывает, как Google, Facebook, или Wikipedia могут за несколько лет достичь того, на что другим организациям требовались десятилетия (как по объему работы, так и по масштабу достижений). Причем описанные в книге принципы можно применять для ускорения роста любого бизнеса.

Последняя книга Джонсона «Откуда появляются идеи: история инноваций» развивает мысли, высказанные в «Возникновении» и развенчивает многие мифы, окружающие инновации. Что более важно, в ней глубоко исследуются причины, по которым в одной среде новые идеи гибнут, а в другой плодятся без особых усилий. И снова все компании могут извлечь для себя пару уроков из открытий Джонсона, чтобы увеличить количество генерируемых идей, что является основой роста компаний. Как красноречиво замечает Джонсон, «главная идея, проходящая через всю книгу красной нитью – часто полезнее соединять идеи, чем защищать их… они (идеи) хотят дополнять друг друга так же, как хотят соревноваться».

В своем окружении я встречаю множество инвесторов и потенциальных предпринимателей, которые неохотно делятся своими идеями, боясь, что их украдут. На самом деле, высока вероятность, что кто-то еще работает над той же инновацией, и человек, который поделится своей идеей с наибольшим количеством людей, получит больше обратной связи и быстрее придет к лучшей идее. Посмотрите на свою компанию: поощряется ли в ней сокрытие информации или распространение ее? Есть ли в вашей компании сотрудники, которые выигрывают от того, что больше знают, и потому не заинтересованы делятся своим знанием с окружающими? Отношения в организации нужно настроить так, чтобы распространение знаний поддерживалось и стимулировалось.

Шансы на успех при обсуждении идей зависят от размера, разнообразия и качества сети контактов. Поэтому в определенных городах или средах важные прорывы совершаются чаще. Люди, которые сознательно предпочитают ходить на ланч с коллегами из других отделов или подразделений, значительно повышают свои шансы на генерирование лучших идей. Те, кто специально окружает себя друзьями с разным опытом и интересами, также добиваются лучших результатов. Как отмечает Джонсон, «неправильно думать, что сеть – умная. Это люди становятся умнее, когда они подключены к сети». А если разношерстая группа людей может где-то встречаться, вероятность возникновения отличной идеи повышается еще больше. Джонсон рассказывает об исследовании Кевина Данбара, психолога университета McGill, который непосредственно наблюдал за учеными, чтобы определить, как рождаются их великие открытия. Джонсон пишет: «самым удивительным открытием исследования Данбара стало физическое место, в котором произошла большая часть важных прорывов». Оказалось, что великие открытия совершаются не в лабораториях, где одинокий ученый сидит за микроскопом и вдруг делает находку. Данбар подметил, что самые важные идеи приходили во время регулярных совещаний, где десять-пятнадцать исследователей встречались и неформально обсуждали то, над чем работают. «Если вы посмотрите на карту появления идей, которую создал Данбар, - пишет Джонсон, - основой инноваций был не микроскоп, а круглый стол». Поэтому, даже со всей продвинутой техникой современных лабораторий, самым эффективным инструментом для генерирования хороших идей остается компания людей за столом, ведущих профессиональный разговор друг с другом.

Центр инноваций компании 3M в Остине, штат Техас – один из наиболее продвинутых объектов, на которых мне довелось побывать, специально спроектирован так, чтобы стимулировать появление новых идей. Главное, что все компании могут использовать у себя из их опыта – это создание одного общего пространства, провоцирующего на общение. Это особенно важно, когда растущая компания добавляет к своим площадям еще один этаж в здании. Закройте туалеты и комнаты отдыха на одном этаже и сделайте так, чтобы люди с соседних этажей чаще сталкивались друг с другом.

Главная и плохая, и хорошая новость о прорывных инновациях – это длительный процесс. Крик «Эврика!» рождается не в результате мгновенного озарения, а в конце медленного, извилистого, тернистого пути, который часто занимает десятилетие или больше сосредоточенных усилий. Возможно, вы уже опередили всех в своей отрасли, если инвестировали время и усилия в этот процесс. Но может случиться и так, что кто-то уже опередил вас, начав десять лет назад. Безупречность дизайна компании Apple началась с занятий каллиграфией, на которые Стив Джобс пошел в университете почти четыре десятилетия назад.

Главное, что никогда не поздно начать. Окружите себя разными, непохожими друг на друга людьми, тратьте много времени на обсуждение с ними важных идей, и продолжайте идти, пока не найдете инновацию, которая изменит мир – или хотя бы вашу компанию!

Популярный инновационный мыслитель Стивен Джонсон делится своими соображениями по вопросу: Откуда берутся хорошие идеи?

Перевод: Юлия Варыга

В последние пять лет я исследовал весьма занимательный вопрос: откуда берутся хорошие идеи? Полагаю, эта проблема интересна практически каждому из нас. Мы хотим быть более креативными, оригинальными. Мы хотим, чтобы наши организации становились современнее.

Для решения данной задачи я решил рассмотреть влияние окружения. При каких обстоятельствах совершались великие открытия? Я обнаружил, что есть некие шаблоны, которые повторяются из раза в раз и имеют огромное влияние на процесс творчества. Один из них я назвал предчувствием замедленного действия. Великие идеи почти никогда не приходят в момент озарения, внезапных порывов вдохновения. Самые значимые идеи требуют тщательного обдумывания, в течение долгого времени они остаются на втором плане, им требуется два, три года, а иногда и десять, двадцать лет, чтобы, в конечном счете, принести вам успех и пользу. Так получается, в основном, потому, что, благодаря нескольким незначительным догадкам, в итоге формируется что-то большее. Такое сплошь и рядом было в истории инноваций. Иногда бывает, что кому-то принадлежит лишь часть идеи.

Нельзя оставить без внимания историю создания Всемирной сети Тимоти Бернесом-Ли. Над этим проектом он трудился десять лет. На первых этапах разработки Ли не представлял конечный образ своего замысла. Начал он с проекта, который можно назвать сторонним для итоговой идеи - найти способ организации данных. И только через десять лет образовалось цельное видение, превратившееся в последствие во Всемирную паутину.

Чаще всего именно так и рождаются идеи. Для созревания им нужен инкубационный период, и длительное время эти идеи проводят в стадии того самого предчувствия. Стоит отметить, что на этом этапе они должны сталкиваться друг с другом. Зачастую мысль в одной голове превращается в идею, столкнувшись с другой мыслью в другой голове. Так что необходимо проложить путь, который позволит мыслям встретиться друг с другом. Именно поэтому простые кофейни в эпоху Просвещения или салоны и выставки в эпоху Модернизма превращались в двигатели креативности, они создавали пространство, где идеи перемешивались и объединялись, образуя новые формы.

Когда вы смотрите на проблему инноваций с этой перспективы, то ваши размышления проливают свет на многочисленные дебаты недавнего времени, свидетелями которых вы являлись, о том, что интернет делает с нашими мозгами? Пагубно ли на нас влияет стиль жизни, при котором человек постоянно находится на связи и выполняет многоуровневые задачи? Приведет ли это к поверхности идей? Уходим ли мы от глубокого, вдумчивого, медленного чтения? А я, знаете ли, большой поклонник чтения, но следует помнить, что великим двигателем инноваций был исторический рост количества взаимодействий с другими людьми, а также возможность свободно обмениваться идеями, совмещать их со своими, превращая во что-то совершенно новое.

Именно это имело огромный созидательный эффект на протяжении последних 600-700 лет. А что произошло в течение последних 15 лет - это же настоящее чудо. У нас появилось множество новых способов установки связи, поиска людей и недостающих звеньев для своих мыслительных цепочек, чтобы добыть информацию, которая могла бы подтвердить наши догадки. Это истинный пример того, что на самом деле является источником хороших идей - среда, которая благоприятствует возникновению объединенного разума.

Ключевые слова: Откуда берутся хорошие идеи,инновационный мыслитель Стивен Джонсон,вдохновение,история создания Всемирной сети Тимоти Бернесом-Ли